О Папини и о ФлоренцииВерсия для печати

Прошло много лет, с того момента, как мне посчастливилось ознакомиться с книгой Джованни Папини – «Законченный человек» («L’Uomo finito»). Книга, наполненная энергией, пылким желанием преодолеть все пределы и ограничения, навязанные человеку временем и пространством. Эти страницы были к тому же, пропитанными атмосферой земли Флоренции, пейзажем Тосканы. Они в полной мере демонстрировали любовь автора к пыльным дорогам, старым деревьям и далёким заснеженным вершинам гор этой земли.
Я всегда питал особо нежные чувства к моей родине. Благодаря Папини это чувство ещё больше утвердилось во мне. Я был уверен в том, что видел сходство между склонами наших гор, между тропами в наших полях и пейзажами, описанными автором. Его книга оказала большое влияние на процесс становления меня как личности. Я восхищался автором этой книги. Если бы я только смог встретиться с ним в то время, то исполнилась бы моя заветная мечта тех лет. Жизнь иногда преподносит сюрпризы. Она обычно даёт нам возможность реализовывать нашу мечту, когда её уже не существует в нашем сознании, потому что мы потеряли всю надежду на то, что она когда-нибудь сбудется или потому что мы изменили сами себе, и уже нас волнуют совершенно далёкие от наших мечтаний вещи.

Спустя много лет, уже забыв о своих прошлых мечтаниях, я оказался во Флоренции.

Весеннее солнце обжигает глаза, мешая задрать голову вверх и посмотреть на небо. Пройдя по старым улицам до римских и этрусских развалин Фиесолы и осмотрев поля Тосканы, с её горами и мягкими тонами, как будто из глубины сущности самих вещей - это и есть память поэта о прошлом, который поселился здесь навеки. Видеть это сейчас – это значит, созерцать те лучшие, но безнадёжно потерянные времена. Прогуливаясь по Флоренции, у меня была прекрасная возможность увидеть площадь Синьории, где находится статуя Давида работы Микеланджело и откуда можно любоваться работами Бенвенуто Челлини. Я, с неподдельным восхищением, любуюсь Палаццо Питти. Я пересекаю Понте Веккио и поднимаюсь на ступеньки дома Данте Алигьери. Когда-то - думаю я - по этим ступенькам поднимался Данте, медленно, с оплодотворённой образом Беатрис душой. Антиквары Понте Веккио продемонстрировали мне свои искусные работы. Один из них дал мне адрес Папини. Писатель живёт на аллее Гверрацци.
Но Папини не было во Флоренции. Он решил провести это лето на берегу Средиземного моря на курорте Форте Деи Марми, недалеко от Виа Реггио.
Поезд до Виа Реггио отправляется после четырёх часов дня. Чтобы скоротать время, я отправился в музей Сан Марко, чтобы полюбоваться живописью Фра Анхелико. Это прекрасно, когда художнику с помощью цветопередачи удаётся запечатлеть неземной, мистический свет. Людям должно быть тяжело видеть столько света снаружи, но не замечать его внутри себя... Без сомнения, во Фра Анхелико воплотился голос Бога, облачённый в тепло лета Италии.
Когда я прибыл, наконец, в Форте Деи Марми, уже смеркалось. Жаль, мне не удалось увидеть море, чья древняя красота никогда не предвещает бурю. Я прибыл в дом Папини на машине. Я осторожно вошёл в парк, заполненный тенями. Никто не вышел мне на встречу; лишь слабый свет и доносящиеся откуда-то издалека обрывки разговора. Таким образом, я попал в самый разгар семейной встречи в саду.

Какие-то люди встают; и после временного приветствия, они уходят и оставляют меня один на один с писателем и его женой.

Папини выглядит намного моложе Гессе; однако, его образ кажется более непримиримым, более разрушительным. Он намного выше меня, его прическа весьма небрежна. Он слеп на один глаз. Он создаёт впечатление человека, потерявшего часть себя на жизненном пути.
Я начинаю рассказывать ему, что прошло очень мало времени, с того момента, как я расстался с Германом Гессе. Я довольно бессвязно поведал ему, что Гессе сообщил мне, что основополагающее в жизни состоит в том, чтобы стараться слышать голос Бога. Гессе не сказал мне такой вещи, что в глубине каждой религии находится голос Бога. Но не успеваю я добавить это замечание, как Папини отвечает мне, что в этом утверждении нет ничего нового.

- Основополагающее - добавляет он - состоит в том, чтобы знать, есть ли у Бога какой-либо интерес к тому, чтобы говорить с людьми, и если люди способны слышать Бога, то будет ли он говорить с ними. И, в конце концов, если люди могут интерпретировать голос Бога, то понимают ли они его правильно?

Папини знал только одну книгу Германа Гёссе - «Сидхарту». Я догадываюсь о том, что в Европе писатели игнорируются намного больше, чем в Южной Америке. Затем мы возвращаемся к его статье о Южной Америке. Папини говорит, что она была неверно интерпретирована, и он ни в коей мере не уничижал потенциал для развития Латинской Америки в будущем, и всего лишь отметил, что на настоящее время Латинская Америка не блещет славой Сервантеса, Достоевского или Наполеона. Мне показалось, что я увидел в Папини странное беспокойство за судьбу Южной Америки, которая, из-за его страстного и полемическом темперамента, проявляется в атаке и критике объекта привязанности. В темноте сегодняшнего вечера, он наклоняется ко мне и спрашивает:

- Много ли индейцев осталось в Южной Америке? Вы индеец...? Я не могу разглядеть, ведь я почти слепой...

Его жена улыбается и говорит ему, что я мало похож на индейца.
Тогда Папини начинает говорить о Европе. С большой долей присущей ему экспрессии он говорит, что Европа всегда будет оставаться головой мира; потому что она вновь и вновь находит в себе необходимые постоянные величины опасности, неопределённости и крайнего напряжения, которое способствует тому, чтобы дух оставался бодрствующим. Это - благосклонная среда для вскармливания самых высоких идей выдающихся личностей. Европа похожа на Грецию, в более широкой плоскости; разделённая на нации, всегда перед лицом опасности вторжения варваров, она должна создавать и отличаться от всего мира, чтобы выживать. У испаноговорящей цивилизации есть своя большая роль, которую она должна сыграть в этом сражении и конечном равновесии мира. Италия, Испания, Франция и Южная Америка (сходная по духу с ними, согласно Папини) необходима для интеграции мира будущего. Католицизм – его составная часть, без которого случился бы Хаос.

Я вспоминаю, что Кейзерлинг, который, на мой взгляд, был по духу одним из самых выдающихся южно-американских писателей, сказал, что духовность Европы проистекает из её деления и поляризации между маленькими нациями. И одна из причин, по которой, как он считал, в Южной Америке может восторжествовать Дух, является то, что она является разделённой на нации как и Европа. Время прошло незаметно. Папини прекращает разговор и поднимается со стула, ища свою последнюю книгу. В его отсутствии, его жена предлагает мне чашку кофе и рассказывает, что писатель пережил тяжёлое время, и ещё не отошёл до конца от перенесённой им болезни. Жена Папини - красивая и радушная женщина.

- Сколько же в своей жизни он работал! - говорит она мне.

Возвратившись, писатель приносит мне в качестве памятного подарка его последнюю книгу, изданную на итальянском – «Le pazzie del poeta» («Сумасшествие поэта»). И он посвятил её мне, когда подписывал на испанском языке: «Другу одного вечера».
Затем они оба сопровождают меня до машины, которая ждёт меня. Поскольку ночь тёмная, Папини облокачивается на мою руку и на трость. Он и его жена в последний раз предлагают мне отужинать с ними вместе, и это - не жест вежливости, а их неподдельное желание. Папини спрашивает, достаточно ли у меня денег на такси. Этот борец, этот поэт, ищет новые способы продемонстрировать его симпатии ко мне, другу одного вечера.
Ночью, слушая звук волн Средиземного моря, я прижимаю к себе руку этого борца, на которого я произвёл такое сильное впечатление, и меня не покидает мысль, что как это чудесно, что судьба позволила мне находиться в этом старом мире, рядом с человеком, возвращающим меня в далёкое отрочество.

Папини уже никогда не узнает, что для меня значило тогда найти его и его Флоренцию: возвращение в эти годы, когда мы были свободными, потому что все дороги были ещё открыты для нас...

 Назад